Вячеслав Назаров - Игра для смертных
– Не забыл. Но это же уникальные кадры, Свэн. Ведь мы, по сути, первые, кто видит все по-настоящему. А пленку можно спрятать до лучших времен.
– Да как же ты ее через стерилизатор протащишь? Проглотишь, что ли? Ее ведь и в желудке найдут, если надо… Это тебе не бак с горючкой. Лучше этих красавиц в трал – и все шито-крыто. Без документов, так сказать.
– Жалко проморгать такое, Свэн. Красавицы от нас не уйдут, а вот «танец» уйдет. В трале не растанцуешься.
– Вот навязался на мою голову! Ладно, попробуем. Только чур, снимать буду я. Попробую пленку протащить через посты. У тебя не получится. У тебя слишком подозрительная физиономия.
Свэн с деланым вздохом принялся за съемочную аппаратуру, но видно было, что ему самому очень хочется не упустить редчайший случай, хотя это на самом деле могло иметь довольно-таки грустные последствия для обоих. Неписаный закон фирмы гласил: делай что хочешь, но не попадайся. Попался – пеняй на себя.
– Давай поближе к ним. Так будет интереснее. И раскрой трал на всякий случай. А то вдруг они удирать задумают. Останемся и без портретов, и без самих красавиц.
Свернутый трал, повисший между кораблями серебряной цепочкой, вспух и развернулся в огромное облако. С раскрытым тралом идти было труднее и еще труднее – маневрировать, потому что трал, как парус, уже принимал отголоски могучих вздохов юпитерианской атмосферы, но гловэллы двигались медленно, и догнать их не стоило больших усилий.
Собственно, движением их медлительные перемещения можно было назвать лишь с некоторой нятяжкой. Они, пожалуй, не двигались, а «росли» в пространстве в определением направлении, и рост их напоминал рождение морозного узора на стекле.
До сих пор Тэдди попадались только споры гловэллы – правильные многогранники двух-трех метров в диаметре, представляющие собой кристаллические агрегаты настолько сложного состава и строения, что одно только их описание занимало тома монографий и казалось не специалисту чистейшей абракадаброй.
Из этих спор в космических лабораторих удавалось выращивать невероятные «цветы» – полукилометровые веретена из паутинообразных лепестков, которые оказались бесценным кладом и для науки, и для промышленности. Именно гловэлла открыла науке секреты гравитации и позволила промышленности построить первую антигравитационную систему.
Появились целые «плантации» гловэллы, космические «огороды», где из найденных спор выращивали чудесные соцветья. Через год веретено переставало расти, а еще через несколько дней рассыпалось на тысячи стабильных кристаллических образований. Вот эти-то образования и были драгоценным «урожаем» для самых разных технических отраслей: остатки «живого метеора» шли в антигравитаторы ракет, в моторы гравилетов, в «мозги» кибернетических устройств, на нужды электроники и биотехники.
Звездная гостья оказалась замечательным подарком Большого Космоса, легко и просто решив технические проблемы, казавшиеся до сих пор не разрешимыми.
Но беда в том, что аппетиты техники росли, а гловэлла в искусственных условиях расти не хотела. Вернее, не хотела размножаться. И совсем не было ясно, может ли она вообще размножаться. Потому что никто и никогда этого не видел.
А споры попадались все реже. Распустившиеся гловэллы – и подавно. И немудрено, что рассказ Ежи Стравинского о трех гловэллах и о их фантастическом «танце» вызвал столько шума истолько недоверия.
А поляк ничего не выдумывал. Просто в этом астероидном аду невозможно было подойти ближе. Тэдди со Свэном повезло несравненно больше.
Эти три веретена были гигантами по сравнению с «огородными образцами» – не меньше трех километров в длину – и, главное, передвигались. Правда, весьма своеобразно.
Поначалу казалось, что веретена, медленно вращаясь вокруг оси, каким-то образом ввинчиваются в пространство, как гигантские шурупы. Но скоро Тэдди понял, что это не так.
На острие веретена шевелилось что-то вроде усов. Точнее, не шевелилось, а росло. В пространство по спирали выпячивалась нить стремительно растущих кристаллов. Ее догоняла вторая нить, третья, и вот уже возникал, словно нарисованный, на темно-сером светящийся каркас будущего лепестка. Каркас заполнялся матовой паутиной, и стометровый тонкий лист начинал работать – на его поверхности сказочными узорами загорались и гасли искры космической пыли.
Лист набухал, утолщался ближе к оси и там затвердевал в плотное тело ствола, из которого выползали новые усы, и все начиналось сначала.
Тем не менее длина веретена оставалась все время постоянной, и это немало удивляло пилота. Задние лепестки оплывали и таяли, точно стеариновые, хотя температура здесь, судя по яркости инфракрасного изображения, была самой низкой. А острие сверкало раскаленной иглой.
– Да убери же ты наконец этот чертов трал! Я с ним как собака на цепи.
Свэн явно увлекся съемкой – в нем заговорил не охотник за гловэллами, а бывший астроразведчик. Тэдди добродушно усмехнулся и спросил нарочито небрежно:
– Совсем убрать?
Тэдди видел сейчас только затылок Свэна, прильнувшего к визирам.
– Я спрашиваю: совсем убрать?
Свэн, не оборачиваясь, дернул плечом:
– Разумеется, совсем! Я у тебя как на поводке. Не развернуться.
– А как мы их потом ловить будем?
– Кого?
– А наших красавиц!
– Я тебе половлю! Ты смотри, что они делают!
Тэдди посмотрел в визир и не заметил ничего особенного. Три веретена не изменили ни своего положения – по-прежнему четкий треугольник, – ни своего вращения: два веретена «ввинчивались» по часовой стрелке, одно – против, а вся троица вращалась еще вокруг центра треугольника.
А вот в центре, кажется, появилось какое-то темное пятнышко…
– Ты по инфра смотришь? Посмотри на нормальной частоте! Сказка! «Тысяча и одна ночь»!
Тэдди перекинул ключ и невольно прищурился.
Теперь они летели над бескрайним кипящим океаном крови, густые тяжкие валы которого вздымались снизу, сталкивались в яростной схватке, медленно опадали, снова вставали беспорядочными и бессчетными толпами. А вверху бледнело небо, и по нему широкими правильными дугами бежали смрадные тучи с фиолетовыми подпалинами, торопливо огибая бархатно-черный шар, висящий в зените.
Снова Юпитер шутит. Весь этот апокалипсический пейзаж – очередной оптический фокус гиганта. Черная сфера космоса свернулась в шар, шар планеты, наоборот, превратился в небесную сферу, а Красное Пятно прикинулось океаном. А на самом деле корабли еще не коснулись самых верхних слоев атмосферы. Шутки…
Но троица гловэлл, летящая перд ними, выглядела действительно как из «Тысячи и одной ночи». Потому что только фантазия Востока могла создать такую пылающую красочную вязь, такую буйную пестроту цветов и оттенков, которую являли сейчас эти переливающиеся трехкилометровые спирали.
И только сейчас Тэдди понял, почему длина веретен неизменна, несмотря на непрерывный рост. Мясистые, тусклые по сравнению с остальными нижние лепестки и впрямь плавились, превращаясь в нити густо-синего дыма. Вращение треугольника медленно скручивало синие нити в плотный конус, на острие которого что-то поблескивало.
Тэдди прибавил увеличение. На острие конуса отливало металлом что-то вроде ощутимо растущей кипарисовой шишки.
Пилот торопливо сфокусировал на шишке сразу радиометр и спектроскоп. Стрелки радиометра качнулись довольно-таки лениво: шкала излучений мало отличается от общего фона. А вот спектр… Фу ты, какая неразбериха… Линия кремния какая-то бешеная… А структура! Ну-ну…
Тэдди на всякий случай нажал клавишу запоминающего устройства. Пусть хоть это останется.
Он поднял глаза. С экрана за ним следил через плечо Свэн. Он уже не снимал.
– Дураки мы с тобой, Тэд. Старые идиоты. Кому все это надо, а? Просто самим себе кровь погреть… Мы – мусорщики, низшая каста. Наше дело подметать Коридор. И не совать нос, куда нас не просят. Так?
– Так, Свэн.
Тэдди вздохнул и убрал приборы.
– Ты прав, Свэн. Может быть, это действительно никому не надо. Но без этого можно совсем оскотиниться. Если делать только то, что приказано, и думать только о своем брюхе. И о своем кармане.
– Что в конечном счете одно и то же…
– Вот именно. А у русских, говорят…
– Брехня это, Тэдди. Пропаганда, по-моему. А если даже и не брехня, то нам с тобой, старик, поздно поворачивать оглобли. Мы по уши в грязи увязли. Не хуже других от патрулей драпаем и виски не меньше других хлещем. Поздно…
– Смотри-ка, Свэн! Наши красавицы что-то задумали!
Треугольник явно ускорил вращение и, кажется, изменил направление движения. Да, теперь он двигался не к Юпитеру, а от него, выходя из своего затяжного пике. Основательно подросшая шишка теперь болталась на одной голубой ниточке, которая становилась все тоньше и наконец лопнула с характерной вспышкой сильного электрического разряда.
